В ГОЛУБОМ ГАМАКЕ

За сараем, в самой гуще крапивы,
среди ржавых подков я зарыл этот ключ.

Белый пёс, скуля, наблюдал за этим,
как бы не одобряя моё поведение,

но я выкопал кость и кинул ему,
и он с лаем понёсся за нею в поле.

Я же, лопату вернув под навес,
шагнул к гамаку голубому и лёг в него,

и качался в нём, напевая себе под нос
ту мелодию из первого спагетти-вестерна,

где ещё – помните? – Клинт стрелял из-под пончо,
а потом сигариллу закуривал. Надо мной

серебристый берёзовый ствол с моим именем на коре
ввысь тянулся к месяцу, к отцу своему.

Никогда они не смогут найти этот ключ.
Завтра ранним утром улечу от них в Лиссабон,

где я снял комнатушку в холмистом районе Альфама
чтобы перевести всего Бертольда Брехта.

Там огромные чайки кричат, как поют по нотам.
Там вороны расхаживают по земле, почти не летая.

Мэттью Суини.
Перевод Геннадия Каневского.

THE BLUE HAMMOCK

Behind the toolshed, among the nettles,
and rusting horseshoes, I buried the key.

The white dog watched me, whimpering,
as if he disapproved of what I was doing

but when I unearthed a bone and threw it
he bounded away, barking, into the field.

I replaced the spade in the shed, strode off
to the blue hammock, and climbed into it.

Swaying from side to side, I began to hum
the tune from the first spaghetti Western,

where Clint raises his poncho and shoots,
then lights up another cigarillo. Above me

the silver birch with my initials stretched
upward to its far-off father, the moon.

They would never, ever find that key, and
in the morning I would head for Lisbon,

where I’d rent a room in hilly Alfama,
then translate the entire work of Brecht.

The seagulls are huge there, and musical.
The crows spend most time on the ground.

Matthew Sweeney.