НЕВИДИМАЯ БАЛЛАДА
I
Хлебнуть на поминках водки
зашёл Иванов, сосед,
когда я от злой чахотки
скончался в двадцать лет.
Тканью с Христом распятым
накрыт сосновый гроб.
Покоем и распадом
мой опечатан лоб.
Сидели рядком лютеране,
и даже не пахло вином,
лишь слёзы они утирали
суровым полотном,
- аптекарь Герберт Бертраныч,
- сапожник Карл Иоганныч,
- пекарь Готфрид Стефаныч,
- Берта Францевна Шульц.
Гулящие две мамзели
из заведения «Эльзас»,
«Wie schöne, schöne Seele!» —
шептали, прослезясь.
«Он вместо квартплаты Берте,
хозяйке злой, как чёрт,
оставил на мольберте
неоконченный натюрморт:
прекрасен, а в рот не сунешь
булки ломóть с колбасой.
Ах, бедный, бедный юнош,
голодный и босой!
Ах, кружева развязались
в тетрадях его поэм.
Ужасна последняя запись:
окончу, когда поем».
II
Спасителем распятым
сосновый гроб накрыт.
Охваченный распадом,
покойник говорит:
«Не мучайте Иванова,
налейте шнапса ему.
А жителю мира иного
не нужно, ни к чему,
- аптекарь, ваших зелий,
- сапожник, ваших штиблет,
- и прелести мамзелей
уж не прельщают, нет!
Пекарь, к чему ваши булки
душам, свободным от тел?
На острове в Петербурге
остов мой истлел.
Я был ученик портного,
мечтой в эмпиреях паря
(не мучайте Иванова,
налейте стопаря!),
а после того, как истлела
вся бывшая плоть уже,
т. е. после распада тела
что делать-то душе?
Без губ чего вы споёте?
Без рук какое шитьё?»
А всё ж душа на свободе
снова взялась за своё —
в небе того же цвета,
что грифель карандаша,
невидимое вот это
выводит душа.
Лев Лосев.