Весна, сны и реальность

Разве твоя в том вина? Моя? Говорят, скоро весна,
а тебе столько, сколько было всегда,
и к тому же — больше не снишься.
Ты ещё говорил в тот прошлый раз… Но что?
Что имеет значение? Говорить: мало этого? или же много?
Ни один горизонт не может быть так достоверен,
как прочерченный падением камня.
Что реки идут, набирая артериальную силу пространства?
Грамматика не выдерживает немоты, скола воды,
разреза рыбы, птичьего вопля из-за холма на рассвете?
Подводная чешуя, разумеется, и плавники, тень, босые ноги.
И кто-то ещё, как клетки в арифметической длинной книжке.
Скоро лица почернеют от солнца. Действительно так.
А может, и хорошо, что так, — летом легче, летом
не нужно оборачиваться назад и даже тени небытия
ищут прохладу в кострах дома, тая в стенах на этажах,
разодранных напрочь корнями ореха, настурции, маттиолы.
Даже там, где были и куда возвращаться не нужно.
Милосерден мир. Потому вода волной, затоном после.
Не надо более возвращаться в грузное тело, втискиваться
к спящим мумиям сигарет, среди фигур вина,
теллурических книг, в зенит уставясь стоять оторопью слюды.
Не надо ни возвращаться,
ни покидать, когда бессонница, как дитя по разлуке
оплетает безумием сердце. Неразумное,
ему говорят, «куда ты!» — ему говорят, — а оно,
точно тело, в прививках оспы, узлах переломов,
закатах оперных ран, в татуировках инверсий, а кто — зерна,
когда ничего не остаётся ни с ней, а только невнятные буквы,
магниевые льды скальпеля, и иное.
Разумеется, в такой же груде тел, когда пора наступит,
и, судя по всему, никогда больше не станешь сниться.
Не в луне дело, не в весне, поре горла. Ветшают сны,
разваливаются на куски, и золото их
слоится стаями летучих рыб, слепнущих над чешуёй глубин.
Потому как, — вот что! почти забыл — не видеть
тебя в белом кителе, в купоросных кристаллах сирени.
Их разводил руками, захлебываясь, бежал
(вот откуда то, что явится тысячелетием позже).
Оставалось немного, чтобы увидеть,
как облокотясь о тёплый капот виллиса. Что мог сказать
в ту пору? Как мог понять то, что не понимаю сегодня?
Как невыносимо свежо и косо несёт бензином,
и какие-то на отлёте белые платья женщин.
Конечно, вода, кувшинки, горячие латунные гильзы,
близорукость. Но даже и без вспомогательных стёкол вижу,
как между тобою и мною растёт и растёт небо,
вздымаясь выше, чем Гималаи.

Аркадий Драгомощенко.