НО НЕ ЭЛЕГИЯ

Зине

Параллельный снег.

Звериный дым ютится по неолитовым норам ночи.

Понимание заключено в скобки глаз, покусывающих белое.

И мозг, словно в лабиринте мышь.

Ты видишь то, что ты видишь.

Мир притаился. Ты только дичь,

ступающая с оглядкой по ворсу хруста. Пойману быть.

Помойка утратила таинственную мощь
останавливать энтропию,

как кровотечение останавливает разжеванная крапива,

как бесноватых пение.

Два деления или три тому
по шкале C° еще прощались (расторгая связи) части,

к полноте стремясь, к распаду, как к встрече.

Откуда же ствол тепла?

Прямо солнце, ложась на кровельный скат.

Воскресенье и опять воскресенье.

Теперь и труп, должно быть, тверд, как звезда,

и неуязвим так же в озерах подземных — не страшен,

как не страшно оружие или огня безмятежного
светозарный столп,

у которого смолистые корабли ворон,

уменьшаясь, падают за ноготь видимого,

глазом Арктики живя наполовину и мной,

вмявшим в снег куст красноватой полыни.

Так узнаем строение неба, — отмеряя себя от месяца, —

наследуя царство по первородства праву,

издохшую мышь вытряхиваешь из лабиринта.

Из параллельных, звериного дыма,

из того, что видишь, и того — что увидено.

Аркадий Драгомощенко.