С.
1.
так случается, только что устоится тепло:
день безвиден, а ночь так подробна:
дом становится тоньше, и невыносимо восходят
натяжение тополя, пение турника
говорят: только тьма и бывает такой молодой
куртка, которая думал уже никогда
не застегнётся, застёгивается как надо,
можно выйти без маски, как четырнадцать лет назад
у твоих стариков всё погашено каждый раз
как впервые, нечего даже туда смотреть
2.
в это странное время я называю вслух
имена, доставшиеся уже мне одному,
силясь преломить этот дар:
- николай бердяев, луи-фердинанд селин,
- алексей герман-старший, микеланджело антониони,
- лигети, шостакович, the national, interpol
(с оговоркой про первые два с половиной альбома), - кете кольвиц, василий чекрыгин,
- бонни роттен, аса акира, джинкс мейз
иногда я пытаюсь ещё читать наизусть
то, чего бы никто другой тебе не прочёл
так, как если бы я пытался что-то вернуть
этим маленьким звёздам, подпрыгнув выше травы
3.
утром выслушав сводки, я прихожу к окну
ради облистания лжи:
неужели, я думаю, все они не умрут:
отпущенцы училищ, наёмники с полуподземных
производств, ошалевшие от безнаказанности старики,
люди, которым мешает моя собака
- устроители скважин, отцы шиномонтажа
- однокурсники, организаторы фестивалей
- вся racaille из парижских предместий
- пуганые обсоски, роющиеся в лесу
ни вины, ни победы за ними нет никакой,
но в самом продолжении их до текущей минуты
так, как будто они никогда не глотали какую-то дрянь
в моровых городах вроде лакинска и костерёва,
есть тупая загвоздка, мешающая уму,
и поветрие, ныне стремящееся на нас,
вряд ли справится разрешить её до конца
4.
не хватает халатов, ни проволоки, ни ремней,
ни стреляющих ангелов над колокольнями; словом,
мы мечтали не о таком
не покажут ни опрокинутых поездов,
ни детей развороченных в чёрных постелях
так же тошно с врачей, отдающих всё, как с чиновников, сливших всё,
невозможно их различать,
ураган в девяносто восьмом был быстрей, но честней
только после пожара в больнице и скажешь: ок,
это как-то похоже ещё на видение пономаря,
но какой наблюдатель поручится наконец,
что скудельницы не возьмутся потом пусты
сквозь любой эфир просыпается на поля
шелуха сулакадзева, велесова крупа
даже самый провал, разделяющий нас,
кажется преодолим с одного щелчка
Дмитрий Гаричев.