Вечерами мама смотрела перестрелки.
Шорох и мерцание перестрелок в комнате тёмной.
Начало лета, а на белом потолке
Тень мамы юной.
Ай, влажно блестящие тополя в Тугулыме.
Ай, синий свет сквозь тугулымские ветки.
Ай, в Тугулыме юная мама,
Пули, брюнетки.
Гангстер вспотевший латиноамериканский
Истекает кровавой слюною.
А у юной мамы золотятся
Волосы, и ночь стоит за спиною:
- Кущи, чащи, аллеи,
- Изумрудные авансцены тёмно-зелёного театра
- В тот час пустые.
Единственное розоватое облако утра.
Розовое облако, словно бумажечка напоминания,
Не уходит с летнего неба даже в полночь,
Словно маленькое пышное мексиканское здание,
Глядя на которое, помнишь,
Что жара, печка с изразцами, будет топиться
Целый месяц, а когда на час снизойдёт прохлада,
Бледные полночные мексиканцы
Станут друг другу вышибать мозги из засады.
Потные, словно бутылочка лимонада,
Синие, сквозь заросли палисада.
Ай, мама, ке пасо.
Пионы, рассада.
Фёдор Корандей.