гаснет подольск как навсегда,
в мартовский мрамор мозгом спинным
вовьется мальчик, змея-звезда,
передавший привет остальным
он любил только смерть и метро, и, как сонм
неземных повреждений, пока
я советский жасмин выжимаю в сквозном
сентябре и троится рука,
его облик в кропоткинских зернах плывет,
поверх ракушек и дособак
не грусти и не верь, распознав этот лед,
что земли не коснется никак
ни в сентябрьском сне, где в лимонной листве
ясность гипса никто не всек,
ни потом, когда сам промахнешься в родстве
и положишь на мрамор висок
Наталья Явлюхина.